По старым чертежам, документам и книгам

 

IX век | начало XVII века | Северная война. 13 августа 1702 | 1708. Царевна Наталья Алексеевна | 1716-1734 | Князь А. Б. Куракин | Граф Г. Г. Орлов. 1765-1783 | Архитектор Антонио Ринальди

Каждый из дворцово-парковых ансамблей в окрестностях Санкт-петербурга отмечен неповторимостью художественного облика и своеобразием формирования. Но вместе с тем в их истории, особенно в ранний период, немало общего.

Территория, на которой расположен город Гатчина, парки и комплекс архитектурных ансамблей, с IX века являлась владением Господина Великого Новгорода. Она числилась в составе Дятлинского погоста Водской пятины. В переписной книге, составленной в 1499 году московским писцом Дмитрием Васильевичем Китаевым в связи с присоединением Ижорских (Водских) земель к Московскому государству, значится село “Хотчино над озерком Хотчиным”*. * Наименование “Гатчина” (производное от Хотчино) восходит к слову “гать” — плотина, гаченая дорога, дорога через болото.

Даже на старых схематичных картах видно, что река Ижора и другие близлежащие реки входили в систему древних торговых путей, связывавших северо-западную Русь с Москвой и Киевом. Именно поэтому на протяжении столетий ижорские земли были объектом борьбы новгородцев с польско-литовскими, шведскими и ливонскими захватчиками. В начале ХVII века Россия, ослабленная польско-шведской интервенцией, междоусобицей боярских родов и действиями “царей-самозванцев”, пошла на заключение мирного договора со Швецией, подписанного в 1617 году в селе Столбово вблизи города Тихвина. По Столбовскому договору ижорские земли восемьдесят пять лет находились под шведским владычеством, как часть Ингерманландского генерал-губернаторства. Во время Северной войны со шведами, 13 августа 1702 года, вблизи реки Ижоры в решительной схватке русские пехотный и конный отряды, которыми командовал Ф. М. Апраксин, одержали в Ингерманландии победу над войсками генерал-губернатора Крониорта. Этой датой открывается новая страница в истории Гатчины, вскоре означенная превращением небольшой мызы в вельможное поместье.

Возможно, к этому времени относится схематический план, фиксирующий поселения на реках Ижоре, Гатчинке, Пудости и Парице—к северо-западу от Гатчины до Сквориц. Надпись на нем сделана на немецком языке. На этой схеме топографическими знаками и подписями обозначены поселения—Малые, Большие, Старые и Новые Скворицы и просто Скворицы*. * Наименование “Скворицы” до наших дней в топонимике гатчинских окрестностей не сохранилось. В двенадцати километрах юго-западнее Гатчины есть поселение Сиворицы. Аналогичные по звучанию наименования существуют по всей местности: Гостилицы, Дятлицы, Танцы, Дылицы, Сырковицы, Сосницы, Куровицы и др.

Между Старыми и Новыми Скворицами показаны кирха, усадьба пастора и дом амтмана—управителя, а также строго прямолинейная дорога, проложенная параллельно речному берегу и обсаженная деревьями. Дорога имеет два ответвления—к Старым и Новым Скворицам. На схеме отмечены селения Пудость, вблизи от него—каменоломни, а у слияния Пудости с непоименованной рекой (Гатчинкой)—пудостская мельница. В нижней части схемы обозначена гатчинская мельница, а вблизи нее — строение и небольшая рощица, значащиеся как “место для царя”. Такое же назначение имеют места вблизи пудостской мельницы и у Старых Сквориц. На плане указано еще три селения с финскими названиями. Насыщенность различными по функциям постройками, наличие регулярной дороги, крупных селений, особо выделенных царских строений и лесных угодий свидетельствуют о том, что окрестности Гатчинской мызы еще в первые годы XVIII века были достаточно освоены и обжиты.

Вероятнее всего, уже в 1708 году Петр I подарил Гатчинскую мызу любимой сестре — царевне Наталье Алексеевне.

За восемь лет Гатчинская мыза была благоустроена и стала походить на остальные мызы, принадлежавшие членам царской фамилии. В каждой такой мызе существовали господский дом, подобный сохранившемуся деревянному дворцу Петра I в Стрельне, избы для “ближних” и “дворовых людей”, скотный и птичий дворы, теплицы, конюшни, погреба. Вблизи господского дома находились фруктовый сад, грядки с цветами и огороды. Во всех этих мызах утилитарное начало было выявлено более сильно, чем художественное. Но обычно живописное размещение всех строений, красота окружающего ландшафта, удобство природного местоположения, оцененное еще первыми поселянами, придавали мызам и художественную привлекательность. Неудивительно, что мызы позднее превращались в обширные нарядные поместья и пышные резиденции.

Царевна Наталья Алексеевна умерла в 1716 году. В начале октября того же года Петр I велел “приписать” Гатчинскую мызу к госпиталю, но уже в середине ноября ее передали царской аптеке. В 1718 году Петр предоставил мызу медику Роберту Арескину, а через год после его кончины ее отдали президенту “медицинской канцелярии и аптеки” И. Л. Блюментросту—брату Л. Л. Блюментроста, лейб-медика Натальи Алексеевны и Петра и первого президента Петербургской академии наук.

И. Л. Блюментрост не являлся независимым собственником Гатчинской мызы, а лишь пользовался ею в течение тринадцати лет. Об этом говорит весьма примечательный факт из “биографии” мызы. В августе 1726 года Екатерина I избрала Гатчину местом для торжественных проводов Анны Иоанновны в Курляндию.

По указу от 8 июля 1732 года в связи с уходом И. Л. Блюментроста, которого Анна Иоанновна не жаловала, в отставку, Гатчинская мыза “отошла в казну”.

Через полтора года, 28 февраля 1734 года, императрица Анна Иоанновна пожаловала Гатчинскую мызу с приписанными к ней деревнями обер-шталмейстеру князю А. Б. Куракину “в личное потомственное владение”.

Александр Борисович Куракин (1697—1749) был одним из образованнейших людей своего времени. С 1722 по 1724 год он являлся послом России во Франции, энергично проводя петровскую внешнюю политику, устанавливая широкие контакты во всех сферах международного общения. За тридцать один год владения Гатчиной А. Б. Куракин и его наследники значительно преобразили мызу. Как явствует из “Плана Капорского уезда мызы Гатчинской с прибавкою владений двора е. и. величества действительного камергера князя Бориса Александровича Куракина”, исполненного в 1746 году, по сравнению с масштабным изображением деревень Большая и Малая Гатчина мыза Гатчина по “пятну застройки” выглядит значительно внушительнее.

О характере и размерах хозяйства достаточно убедительно свидетельствуют данные, которые были опубликованы в 1765 году Куракиными в объявлении о продаже “мызы Гатчины с принадлежащими ей 20-тью деревнями, лежащими одна от другой в близости; в них по последней ревизии мужеска полу 1180 душ, угодий, пашни, пашенного лесу и перелесов 4309, сенного покосу 1183, лесов 1909, моховых болот 5410, выгону 114 десятин”. Эти сведения дополняются и расширяются планами 1700-х годов и особенно живописной панорамой, исполненной художником И. Я. Меттенлейтером в 1792—1793 годах. Точкой наблюдения художник избрал Сигнальную башню дворца, откуда открывался вид на старую мызу, которая находилась на месте ныне существующих Ботанических садов и простиралась на восток * вдоль дороги, ставшей впоследствии Большим проспектом. * Определение сторон света в тексте дается в известной степени приближенно, так как ориентация памятников в натуре более сложна.

Главный господский дом был двухэтажным. Его фасад прорезали восемь прямоугольных окон. Средняя часть первого этажа выделялась портиком с полуциркульными арками—три со стороны входа и по одной с боковых сторон. На уровне второго этажа портик завершался балконом, огражденным балюстрадой. Высокая четырехскатная кровля с мансардными окнами на боковых скатах завершала здание. Такой облик типичен для строений первой трети XVIII века. Вплотную к господскому дому был пристроен еще один—со сложной мансардной кровлей. Подобное примыкание здания являлось в то время характерным приемом “умножения покоев”. Вблизи господского дома на участке, обнесенном общей с ним оградой, изображено несколько строений. На большом отдалении Меттенлейтер зарисовал каре обширного Скотного двора. По периметру двор замыкали одноэтажные строения с высокими двухскатными кровлями, на углах высились двухэтажные квадратные башни с четырехгранными кровлями и тремя окнами на каждом фасаде. Главный фасад Скотного двора расширялся двумя одноэтажными флигелями с часто поставленными окнами. Башни и флигеля, судя по их облику, использовались как жилые помещения. Следует отметить, что в XVIII и первой половине XIX века в вельможных мызах, а в дальнейшем в поместьях, скотным и конюшенным дворам, оранжереям и птичникам придавался импозантный архитектурный облик и к их проектированию привлекались лучшие архитекторы, создававшие подлинные шедевры в этом роде строений.

Гатчинская мыза и дом Куракиных, находившийся на набережной Невы в Петербурге, были оценены в 89 тысяч рублей. Мызу в 1765 году купила Екатерина II, которая вскоре подарила ее Григорию Григорьевичу Орлову, присовокупив еще села Кипень, Щунгурово, Лигово и Ропщу. Небывалая щедрость Екатерины II по отношению к Григорию Орлову не вызывала удивления у современников. Она нашла и документальное объяснение историков. Утвердившаяся на троне императрица вознаградила не просто фаворита, а энергичного политического и военного деятеля, которому была более всего обязана своим воцарением.

Сын Григория Ивановича Орлова, офицера, лично известного Петру I, с 1722 года полковника Ингерманландского полка, участника войн с Турцией и Швецией, Григорий Григорьевич Орлов, так же, как его брат Алексей (будущий флотоводец) и три остальных брата, был приверженцем петровских преобразований, отличался инициативностью и стремлением к знаниям. Прусская ориентация Петра III была ему не по душе, и он, естественно, вошел в круг заговорщиков.

Двадцативосьмилетний Г. Г. Орлов храбростью и хладнокровием, проявленными в сражениях, образованностью, интересом к разнообразным областям науки выделялся среди приближенных Екатерины, в то время когда, по словам А. И. Герцена, “...двор и гвардия в самом деле обнимали все образованное в России”. В день переворота—28 июня 1762 года — Г. Г. Орлов был постоянно и всюду с Екатериной, являясь руководителем и побудителем самых решительных действий.

Графский титул всем братьям Орловым, воинские и придворные звания, высшие ордена лично Г. Г. Орлову стали подтверждением его роли как фактического руководителя всей государственной жизни России в 1762— 1772 годах. Для характеристики Г. Г. Орлова немаловажен и тот факт, что он был одним из основателей и первым президентом Вольного экономического общества — первого научного общества России. Известно также, что он купил у наследников М. В. Ломоносова его архив, который хранил в своем Гатчинском дворце.

Роль Орлова как ближайшего и самого доверенного советника императрицы определили выбор ее подарка. Гатчина соседствовала с царскосельской резиденцией, была расположена на Ингерманландских землях, где воевал отец Орлова. К тому же подаренная местность отличалась красотой и была заселенной. Здесь имелись каменные карьеры, что было важно для дальнейшего строительства. Орлов не только оценил роскошь царского подарка, но понял эстетическую прелесть удивительного природного района. Об этом свидетельствует его письмо 1766 года, адресованное известному философу-просветителю Жан Жаку Руссо, который одним из первых среди европейских интеллектуалов обратил внимание на красоту естественной, “нетронутой или только слегка исправленной природы”. Орлов писал Руссо о Гатчинской мызе: “Мне вздумалось сказать Вам, что в 60 верстах от Петербурга у меня есть поместье, где воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок, и возбуждают к мечтательности... Итак, милостивый государь, если такой уголок вам по вкусу,—от вас зависит поселиться в нем”.

Похвала Гатчинской мызе не была бахвальством Г. Орлова перед европейской знаменитостью, а приглашение “поселиться”—данью вежливости. Орлов избрал Гатчину местом своего постоянного летнего пребывания и с размахом, который позволяли его почти неограниченные возможности, вел строительные и парковые работы. Он пригласил архитектора А. Ринальди, садоводов Дж. Гекета, Д. Шпарро, И. Буша, лучших мастеров, привлекал своих крепостных “огородников”. Для украшения дворца приобретались художественные произведения, статуи, картины, мебель, книги, оружие.

Орловский период истории Гатчины охватывает восемнадцать лет, из которых наиболее активным было первое десятилетие.

Зачинателем гатчинского дворцово-паркового ансамбля явился архитектор Антонио Ринальди, в творчестве которого отражен переход от изысканно-нарядного стиля рококо к строго сдержанному классическому стилю, опирающемуся на каноны античного зодчества.

Ринальди родился в 1709 году в Италии. Его наставником в искусстве архитектуры был Л. Ванвителли. Вместе с учителем Ринальди трудился над воплощением его проектов, в том числе на строительстве грандиозного дворца неаполитанских королей в Казерте — выдающегося произведения в стиле позднего итальянского барокко. В 1750 году Ринальдн заключил договор о “поступлении на службу” к гетману Малороссии К. Г. Разумовскому, брату морганатического супруга Елизаветы Петровны. До отъезда в Россию Ринальди ознакомился с архитектурными памятниками Англии и весной 1752 года добрался до Киева. На Украине Ринальди разработал проект резиденции гетмана, которая находилась в Батурине, и построил храм Воскресения Христова в Почепе.

В 1754 году Ринальди переехал в Петербург, где стал архитектором наследника престола — будущего императора Петра III и его супруги—впоследствии Екатерины II. По их заказам он начал работать в Ораниенбауме, отдав этому ансамблю более двадцати лет труда. В Ораниенбауме Ринальди создал ансамбль Собственной дачи с Китайским дворцом и Катальной горкой, дворец Петра III.

Со второй половины 1760-х годов в Петербурге начали возводить Мраморный дворец и Исаакиевский собор. Одновременно велось строительство гатчинского дворцово-паркового ансамбля. В эти же годы возводился Екатерининский собор в Ямбурге (ныне город Кингисепп). В 1770-х годах Ринальди в основном работал в Царском Селе (ныне город Пушкин), где создал сюиту монументов воинской славы — в том числе Чесменскую колонну, Кагульский обелиск и Гатчинские (Орловские) ворота.

Архитектор проработал в России тридцать лет. Во время осмотра возводившегося по его проекту Большого театра в Петербурге (ныне на его месте находится здание Консерватории), Ринальди упал с лесов, получив тяжелую травму. В 1784 году архитектор уехал в Рим. Ему была назначена пенсия, которая пересылалась через российского консула в Риме. Скончался Ринальди в 1794 году.

В Гатчине Ринальди построил строгий величавый замок с башнями, воздвигнул Чесменский обелиск и Колонну Орла, создал грот “Эхо”, оформляющий подземную галерею, идущую из дворца к озеру. Восьмигранный колодец. Он разработал и первоначальную планировку парка в пейзажном духе. Тогда же по его проекту устраиваются обширные регулярные композиции, оранжерейно-огородные плантации в юго-западной части Дворцового парка и огромный Зверинец.

Ринальди с большим мастерством воплотил тему романтического парка и охотничьего замка. Неповторимую прелесть ансамблю придали широкое использование в постройках местного камня, добываемого в окрестностях Гатчины — Пудости, Парице, Чернице, учет особенностей, своеобразия рельефа и характера северной природы.

Огромный, величавый озерно-лесной парк, связанный со Зверинцем и окружающим ландшафтом, был причислен уже современниками к лучшим произведениям архитектуры той поры. Об этом напоминают строки поэта А. Ф. Воейкова:

Быт “гатчинского помещика” Орлова был тесно связан с царскосельской резиденцией. Камер-фурьерский журнал Екатерины II, где фиксировались подробности придворной жизни, пестрит записями о посещениях императрицей Гатчины и ее времяпрепровождении здесь. Это и “обеденное и вечернее кушание”, и “прогуливание” пешком и в таратайках по увеселительным местам и по озеру в маленьком ботике, и “забава в карты” то “в галерейке на берегу озера”, то в прибрежной роще, огороженной “забором” из холста, и очень часто егерская или соколиная охота.

В 1772 году Орлов утратил прежнее влияние. Он был отрешен от важных командных должностей. Но, согласно четырнадцати пунктам “условий удаления”, его щедро наградили, запретив при этом жить в Петербурге.

После 1773 года опальный вельможа проводил время вдали от столицы или за границей. Но Гатчинская мыза продолжала, хотя и не столь энергично, как вначале, благоустраиваться, и, когда 13 апреля 1783 года Орлов умер, его поместье имело исключительную ценность даже для того времени безграничной роскоши фаворитов.