Николай Николаевич Бобринский

СЫН ИМПЕРАТРИЦЫ

Николай Николаевич Бобринский (р. 1927 г.) — потомок русского рода графов Бобринских, работал геологом, библиотекарем в библиотеке Московского университета.
В своем первом художественном произведении рассказывает о сыне Екатерины Великой и Григория Орлова — Алексее Григорьевиче Бобринском, который провел детство в Елизаветине.

(...) На другой день, после обедни и после завтрака, Анна Григорьевна и Алеша сели в карету. Мальчик был весел. Может быть, правда, что его сиятельство — отец Алеши? По дороге все мальчику нравилось — и быстрая езда, и вид из окна кареты: сосны да березы, да кочковатые болотца. Вдруг он резко повернулся к Анне Григорьевне:

— А правда, тетушка, что его сиятельство — мой отец?

Анна Григорьевна густо покраснела. Алеша испытующе глядел на нее.

— Что у тебя за мысли, дитятко? Я ведь взяла с тебя обещание, что ты больше не будешь ни у кого спрашивать о своих родителях...

— Так, значит, это правда, что он — мой отец, — неожиданно твердым голосом перебил ее Алеша и отвернулся. Переехали какие-то овраги, потом подъехали к новому двухэтажному деревянному дому.

Анна Григорьевна отрекомендовалась дворецкому:

— Госпожа Шкурина с мальчиком Алешей.

Дворецкий повел гостей прямо в кабинет Орлова. Орлов сидел в кресле перед высоким бюро красного дерева. Был он в малиновом кафтане и в голубой ленте со звездой. Рядом на стуле очень прямо сидел худой красивый человек средних лет с напряженно-внимательным взглядом.

Увидев входящих, Орлов встал и положил руку на плечо господина.

— Ну, Вилим Романович, — сказал он, — об этом мы еще поговорим после, а только я большего ожидал от твоей своры.

Затем он кивнул господину, и тот удалился с низким поклоном.

Орлов вывел Алешу вперед, по своему обыкновению подхватил его, подбросил к потолку, поймал и крепко поцеловал в губы. В это время мальчик порывисто обнял Орлова и прижался к его груди. Такой прилив нежности несколько удивил его сиятельство, и Орлов даже немного смешался. Потом Григорий поставил мальчика на пол и долго разглядывал его.

— Толст, мешковат, наверное, мало двигаешься?

— Это уж точно, ваше сиятельство, уйдет он куда-нибудь в уголок да сидит один, — заметила Шкурина, успевшая уже оправиться от своего смущения.

— Гимнастикой тебе надо заняться, уже пора. А с братьями-то дерешься?

Снова ответила Анна Григорьевна:

— Да он, ваше сиятельство, не из робких. Если его обидят, так он хоть на кого кинется. А только почти всегда побежден бывает, потому что силы мало.

Орлов провел рукой по волосам, задумчиво глядя перед собой.

— Очень жаль, очень жаль. Ну, попробуем что-нибудь сделать. — Он прошелся по кабинету. — Друзья мои, пред
лагаю вам покататься на лодке.

Выйдя из дома, пошли по песчаной дорожке в сторону пристани. Кругом было оживленно. Рабочие перевозили в тачках песок и дерн. Другие копали землю, сажали деревья и поливали их. У причала уже стояла большая раззолоченная лодка, убранная коврами. Сели на корму, Орлов в середине, Шкурина и Алеша — по бокам.

— Ну, теперь, братец ты мой, расскажи-ка мне, что делается там у вас в Елизаветине.

Алеша начал рассказывать:

— Давеча Силантий говорил, будто в Авдотьине изба от грозы загорелась. Избу, сказывают, разметали, но огонь в деревню не пустили.

— Ну, а еще что у вас было? — спросил Орлов, улыбаясь.

Алеша продолжал с увлечением.

— Намедни бык Андрюшка из загона вырвался и девку чуть-чуть не забодал. Она в кусты схоронилась. Бык давай кусты мять да ее искать. Тут прибежали пастухи и спасли девку. Они потом быка в три кнута стегали.

— Добро, добро, — заметил Орлов с нетерпением. — Ну, а как ты, время проводишь?

— Я позавчера ночью в дупло лазил. Там так хорошо...

Алеша остановился на полуслове.

— Ну чего же ты замолчал?

— Мне хотелось лешего увидеть.

— Батюшки мои! — всплеснула руками Анна Григорьевна.

— Что ж, видел? — спросил Орлов, с интересом вглядываясь в лицо мальчика.

— Видел. Он так страшно кричит.

— Ну и что ж ты сделал?

Алеша потупил глаза.

— Я бросился бежать, упал и штаны разорвал.

— Ну и задам же я Кирилле, — гневно произнесла Анна Григорьевна, — так-то он за мальчиком следит.

— Пустое, — отозвался Орлов. И продолжал, обращаясь к мальчику:

— Так ты, значит, трусишка?

— Нет, я не трусишка, — твердо ответил мальчик, — только леший — ведь это нечистая сила.

— Ну и какой он из себя?

— Он кричит «У-у!», а глаза у него желтые и во тьме светятся.

— Так это был, конечно, филин.

Но мальчик отрицательно замотал головой.

— И охота тебе думать о всяких бреднях. Скажи-ка лучше, кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

Алеша вскинул голову, посмотрел на его сиятельство открытым, «орловским» взглядом и произнес с расстановкой:

— Я хочу быть солдатом.

Глаза Орлова блеснули.

Наконец-то, брат, ты дело говоришь. Только ведь солдатскому ремеслу надо учиться. А это нелегко. Что самое главное для солдата?

— Смелость.

— Смелость, говоришь? Конечно, это важно. Только не всякий смельчак станет хорошим солдатом. Тут нужна дисциплина.

— Что это такое?

— Ну, это порядок, послушание, точное исполнение приказаний. Ты хочешь этому учиться?

— Хочу.

— Ну вот, скоро ты поедешь вместе с твоими братьями далеко-далеко, где научат тебя дисциплине.

В Гатчине отобедали. Обратно ехали молча. Уже подъезжали к Елизаветину, когда мальчик повернулся к Анне Григорьевне и сказал ей с очень серьезным видом:

— Я никому не скажу, что его сиятельство — мой отец. (...)

• Источники:
• Бобринский H. H. Сын императрицы: Сцены из жизни графа А. Г. Бобринского // Москва. — 1993. — № 8. С. 114— 116.
• Cборник "Литературный портрет Гатчины", подготовленный ЦГБ имени А.И. Куприна и посвященный 200-летию города Гатчины (1796—1996).